Открылась выставка «Двое. Живопись XX века из частных собраний»
Сводные выставки из частных коллекций всегда любопытны. На них порой можно встретить такие вещи и узнать о таких художниках, которых обычно пропускают большие музейные экспозиции.
Логика частного собирательства отличается от принципов коллекционирования, предписанных наукой об искусстве. И эту своеобразную направленность выбора можно определить в двух словах — «вкус» и «случай». В этой оптике и нужно рассматривать выставку «Двое. Живопись XX века из частных собраний», на которую попали работы как известных художников, так и маргиналов.
Тема «двое» — столь же узкая и конкретная (право, тут трудно обсчитаться), сколь и широкая до всеохватности. Здесь подойдут и иконы Богоматери с Младенцем, и «Два вождя после дождя», как еще называют герасимовских «И.В. Сталина и К.Е. Ворошилова в Кремле». Однако нынешняя выставка мягко обошла и духовную, сакральную живопись, и искусство пропагандистского заказа, уютно устроившись в ложбинке душевности, которая понимается и как родственная близость, и как «опасные связи» самого разного толка.
Искусство XX века, в целом не слишком гуманное по своей сути, вытесняло на периферию эти чувства и страсти. Причем авангардисты и тоталитарные культуртрегеры с одинаковым пренебрежением предписывали им место в буржуазном салонном искусстве, хотя порой сами любили передохнуть в нем. Чувственность самого разного свойства культивировалась от случая к случаю: когда для круга «своих» — коллег по артистическому общежитию, — когда для рынка. И, как ни покажется странным, бывало, что одновременно и в тех, и в других целях. Как, скажем, это было в ходу у поздних монпарнасцев: Маревны, Моиса Кислинга, приятеля и последователя Модильяни, Ладо Гудиашвили, — стильных виртуозов, для которых подошел бы причудливый термин «маньеристический авангард». Эротика иных сюжетов находится под защитой вполне корректных названий: «Брат и сестра» (у Кислинга), «Зеленые феи» (у Гудиашвили). В целом эротика той или иной степени откровенности была весьма востребована в период между двумя войнами, в так называемые les annees folles («безумные годы»). И как бы в них выжил мирискусник Константин Сомов, если бы с регулярностью не поставлял на рынок многочисленные сценки с либертинажными крестьянами. Одну из таких его вещей, «Русскую пастораль» (1922-го или 1930 года, датировка неточная), проданную по телефону на ноябрьском Christie´s 2006 года за рекордные $5,4 млн, можно увидеть и на нынешней выставке. Впрочем, «телефонный» обладатель предпочел и на этот раз сохранить инкогнито под грифом «частная коллекция, Москва». В целом экспозиция радует приятными узнаваниями. Как, скажем, замечательный «Портрет Алисы Коонен» (1920) работы футуриста Георгия Якулова. Кому теперь принадлежит изображение актрисы Камерного театра Таирова, рассматривающей себя в зеркало (поскольку она предстает в двойном отображении, постольку работа и попала на выставку), можно только гадать. В конце 1970-х она еще значилась как находящаяся в собрании Н.С. Сухотской.
Вещам свойственно перемещаться, пропадать и появляться снова. Однако хотелось бы, чтобы к появлению иных опусов зрителей все же готовили заранее. Как, например, к всплытию из Леты творения Константина Васильева «Нечаянная встреча» — арийского мужика с вилами и «гретхен» с коромыслом. Надо сказать, вещь вполне оправдывает свое название: почти глазуновский опус специалиста по нацискусству, оценивавшего истовую русскость по шкале немецкой «Новой вещественности», давно не было видно. Кажется, со времен не разборчивой на публикации перестройки. Видимо, коллекционеры полагают, что теперь дошла очередь и до этих двоих.
